Martial arts

Являются ли в современном мире феномен martial arts во всем разнообразии диспозитивов следованием Традиции? Конечно же, нет.  

Начнем с того, что расцвет практик, связанных с психофизическим поединком участников, приходится на тот этап деградации космической среды, когда примордиальная каста брахманов утрачивает свою доминацию в воплощенном, отчасти уходя от мирской жизни и в перспективе покидая космос, отчасти – вырождаясь. Приход к власти в том или ином этнокультурном диспозитиве касты кшатриев знаменует развертывание неизбежной ошибки, заложенной в самом мироздании, и таким образом влечет расследование причин и следствий, частным случаем которого является психофизический поединок. Воля, будучи примордиальной силой, совсем не нуждается в ее проверке и испытании, так как реализуется безусловно и внеположно низшим и нисходящим условиям, будь то хоть сам воплощенный мир. Видимо, боевые искусства берут свое начало из инициатического поединка, цель которого – проверка и подготовка материала, но не содержания, понимаемого как принцип. Так и среди жрецов и шаманов существовали методики и ритуальные формы сражения инициатов, при этом целью всегда было преображение ветхой природы в угоду богам.

Между тем, для кшатрия обыкновенно главнейшим является уже не следования примордиальному образцу метафизического Предка, порождения примордиального небытия, но подражание предку антропоморфизированному как-то глава рода, школы, основатель стиля и т.д. В итоге, конечной целью кшатрия служит индивидуальная реализация в условиях имманентного космоса, который он пропесочивает в поисках равного себе. Категория равного здесь крайне важна, так как инициатическим может быть лишь поединок человека с человеком, воина с воином, где оба примерно равны по силе, и в ходе самого поединка один из них обретает возможность тем или иным образом силу увеличить, воспользоваться определенной зацепкой. Тут возможно неопределенность не как неведение наблюдающего, но как атрибут всей конфигурации. Куда сместиться чаша весов? Все зависит от сражающегося. В ином же случае иерархия выстраивается (по крайней мере, должна вытраиваться) автоматически, при первом контакте между причастными, и слабые служат сильным. Как видно, предельная сосредоточенность на своей предестинации здесь подвергается нарушению, появляется место психофизической свободе и волюнтаризму.

Краткое отступление с конкретикой – как обычно, на японском материале. В данном этнокультурном диспозитиве, предоставившем в аспекте БИ колоссальный источник для копирования и симулирования современностью, есть разделения на дзенские и синтоистские школы воинского искусства (будзюцу, яп. 武術). Первые, модернизируясь, получили на выходе продукт сродни трактатов «Хакагурэ» Ямамото Цунэтомо или «Книги Пяти Колец» Миямото Мусаши, со вторыми же поинтерснее. В целом они несут в себе резидуальные атрибуты более древнего периода в эре кшатриекратии, а именно – аналогичное германской воинско-шаманической традиции. Как отмечаем А. Горбылёв в статье «Синстоистская традиция воинских искусств» (перый том двухтомника «Синто. Путь японских богов»), синтоитстские додзё представляли собой (и, видимо, представляют по сей день) храмы богов – Такэмикадзучи-но микото и Фуцунуси-но микото. В «Кодзики» и «Нихон сёки» эти боги представлены как мусарао – буйствующие, крепкие, храбрые мужи, помогающие родоначальнику императорского рода Ниниги-но микото, внуку Аматэрасу Оомиками, обрести власть над «находящейся в беспорядке» Срединной страной тростниковых равнин, т.е. Ямато, будущим миром людей, в котором доселе властвовали яростные духи земли (хтоническое здесь стоит понимать как ближайшая инстанция первичного небытия в воплощенном). Буйство и ярость вышеуказанных богов-усмирителей Такэмикадзучи-но микото и Фуцунуси-но микото есть онтологический образец вхождения в состояние психофизического транса, когда тело воина становиться неуязвимым для оружия, что в целом аналогично германской воинско-шаманической традиции (боец-берсерк, впадающий в священное неистовство – нем. wut). Но в Японии данная конфигурация значительно ближе к примордиальному диспозитиву, хотя бы потому, что, как сообщается в более чем авторитетном источнике, древние германцы поклонялись демонам безвидных пространств, покровительствующих тем, кто разорвал связь с примордиальным. Такэмикадзучи и Фуцунуси же ведут свой род от крови убитого богом-первомужчиной Идзанаги божества огня Кагуцучи, приставшей к мечу прародителя – т.е. они непосредственно связаны с первичным, и в этом плане бесприкословно выполняют приказы Аматэрасу Оомиками (в отличие от ее брата Такэхая-сусаноо-но микото, выражавшего собой буйство как деструкцию, рушащую иерархию). Так воинско-шаманическая традиция как нисходящая форма вплетается и связывается с более ранним контекстом (чем японский этнокультурный диспозитив и ценен). Однако, вполне очевидно, что значительно большую известность и популярность приобретают именно буддистские школы, являющие собой более поздний этап деградации и погружения в дегенеративное расследования причин и следствий (пример того – отвлечения от божественного образца бога-воителя и обращение к индивидуальной сотерической практике, в т.ч. написание и использование трактатов по стратегии и тактике, являющейся уже своего рода техникой себя и значительным отступлением от первичного).

Мусарао же со временем исчезают из фольклора и хроник, оставляя после себя лишь указание в виде действующего культа. В качестве вывода из текста того же А. Горбылёва следует сказать, что их исчезновению, кроме космической закономерности, способствует изменения в социуме, а именно – увеличение культуральной доминации в эпоху Хэйян, и дальнейшее нисхождение с попытками консервации в эпоху Эдо. Тут же отметим, что то или иное воинское искусство следует рассматривать исключительно в контексте определенного этнокультурного и военного диспозитива, и если брать рукопашный бой (который попонятнее и поближе к современности), то так кэмпо (каратэ) хорошо на Рюкю, дзю-дзюцу – в Японии, тай-дзюцу – для шиноби, и т.д., и сравнение этих стилей вне конкретного военного столкновения диспозитивов является той же ошибкой номер раз.

Однако, до этого место мы по-прежнему находились в парадигме Премодерна, делая краткий и более чем очевидный обзор ее нисходящих форм. Что же до современности? Так как образцы Традиции уже не дают следовать за собой так, как это было в парадигме Предания, а сотерические религии уже не в состоянии предоставить повсеместно работающий алгоритм, сами боевые искусства покидают сферу Традиции, становясь одной из форм современности, всеядной и всепоглощающей. Дисциплинарный диспозитив умело интегрирует это в себя, сначала – в качестве элитарных дисциплинарных техник у работников спецслужб, позже – как массовое явление той дегенеративной формы культуры себя, что выражается в т.н. new age. Когда западным людям начинают преподавать БИ, то происходит во всех случаях применение, современным языком говоря, методологии, полностью противоположную традиционной. Известно, что обыкновенно базу традиционной школы (яп. рю 流), являющей собой микро-модель диспозитива господства, составляли три-пять техник, применяемых от любых атак и в любых ситуациях. Сейчас же становятся известными сотни техник и десятки тысяч комбинаций, которые объединяются синкретическим образом в т.н. программы школ, далекие от традиционной передачи. Той или иной технике учат уже потому, что так в худшем случае – написано в дешевой брошюре, которых тысячи, в лучшем – потому что так физиологично для человекоформы. А ведь вполне очевидно, что это человеческое существо формируется и адаптируется в абсолютной зависимости от образца, и любой комфорт и удобство возникают как вторичное и побочное следствие. Порядок алгоритма становиться диаметрально противоположным, применение, так как реализация как искусства (яп. 術, дзюцу) уже невозможна, сводиться (применительно к археомодерну) к раздаче пиздюлей и зачистке ебал, когда ДД еще это позволяет. Полный и окончательный закат БИ наступает тогда, когда ДД завершается, и наступает ПоМо.

Итог – все, что мы имеем сейчас, в контексте реальности перманентно побеждающего модерна и дисциплинарного диспозитива применимо как техника себя и практика субъектности, овладения собственной имманентностью, и не более того. Вполне возможно, что при наличии хорошего учителя, да и еще и на территории Евразии (о Евразии будет в следующий раз, к слову сказать), постижению БИ будет сопутствовать постижение некоторых чудом уцелевших и просочившихся смыслов, позволяющих понять и почувствовать мироощущение кшатрия. Что не значит – повторить на собственном опыте. Отдельно заметим, что частный случай внезапного и фрагментарного, преимущественно, просветления в ходе взаимоотношений учитель-ученик не учитывается, но является величиной диахронической, растворяющейся вместе с деградацией археомодерна.

И напоследок – о примерах использований кшатрийского нарратива, плохих и хороших. Плохой – это беспрестанное использование зрелищности психофизического поединка двух существ големической (илической по гностикам) природы. Хороший (и даже очень) – отображен в аниме Shigurui: Crazy for death (на который есть рецензия) и Basilisk: Kouga Ninpou Chou. В этом случае разного рода реалистичность техники правильным образом игнорируется, а именно – не давая форме заблокировать проникновение смыслов, автоматически искажающих тем или иным образом оболочку – или делая ее неестественно красивой, или неестественно ужасной и отвратной (естество тут, конечно, в модерновом понимании).

А теперь девки: