魍魎の匣

Представляет интерес обыгрывание двух основных тем – нечисти и ящика (=границы). Первая для прояснения требует экскурса в традиционную демонологию. Происхождения нечистоты в синтоизме вполне традиционно ведет к богине-женщине:

«…когда Идзанами но-микото собиралась родить божество огня Кагуцучи, то в агонии горела и мучилась. И от этого ее тошнило. Из этого произошло божество. Имя его – Канаяма-пико. Потом она помочилась. [Из этого ] произошла богиня. Имя ее – Мизуханомэ*. Затем [Идзанами]  испражнилась. [Из этого] произошла богиня. Имя ее – Панияяма-пимэ.

 *- в прочтении переводчиков – Мидупано мэ, почему-то.

**-иероглифы этого теонима встречаются в «Хуайнаньцзы». В комментариях Чжуан-цзы к этому памятнику говорится, что обликом Мизуха напоминает малое дитя, цвет этого божества – черный с красным, ногти красные, большие уши и длинные руки. Слово мизуха комментаторы толкуют как «невидимый облик». В иной версии комментариев слово мизу понимается как «вода», что представляется вполне обоснованным применительно к божеству воды.»  (из русского издания «Нихон сёки» в сборнике «Синто. Путь японских богов»). [продолжение сюжета с интерпретациями - здесь]

Двойственность женственного проявляется здесь следующим образом: вода как женская стихия (и примордиальная среда («…когда земля еще не вышла из младенчества, и, подобно всплывающему маслу, медузой носилась по морским волнам» (Кодзики)) амбивалентна – может и очищать, и осквернять. Богиня Мизуханомэ но ками, рожденная из мочи Первоженщины, лишь технически является китайским заимствованием, так как естественно входит в контекст синтоистского мифа. Чузенджи Акихико в MnH сообщает приблизительно тоже – нечисть, т.е. морё (魍) как возникшая из Мизуханомэ но ками множественность, являлись в том числе духами очищения. Несколько слов о нечисти, порожденной иными стихиями. Вода как первичная среда предполагает трансформацию и переход в иные состояния – осушение, затвердение, улетучивание, вместе с замкнутым круговращением стихийных сил его переживают и неразделимые с ними сущности, аналогичные европейским элементалам. Хороший пример из сериала – при помощи Каша (ёкай (妖怪) в виде огненной колесницы) морё могли перемещаться с одной стороны света на другую, меняя вместе с контекстом собственную сущность, ставая духами деревьев, камней, земли и т.д.

Иная конфигурация с онмёдо (陰陽道) – явственно и сущностно (при этом не вступая в конфликт с первичной традицией) заимствованное из Китая учение предполагало отличающуюся систему координат, требующую дальнейшего рассмотрения и изучения вне данной рецензии. Для понимания же контекста MnH достаточно будет сказать, что, во-первых, онмёдо в Японии быстро синкретизировалось, соединив элементы синтоизма, таоизма и буддизма, во-вторых – такие сущности как они (яп. 鬼, рус. – бесы) появляются на микроконтиненте лишь во времена эпохи Хэйян, когда китайские влияния были особо сильны и властный диспозитив императорского двора официально принял в себя доктрины омёдо, организуя в соответствии с ними свое функционирование.  Проводимые онмёдзи (陰陽師) обряды четырех углов и четырех границ вместе с императорским дворцом и столицей очищали и обновляли государство и народ, вызывая расположение верховного бога онмёдо Тайзанфукун (к слову, изначальной таоистского), повелевающего всем. Если в чистом синтоизме морё обладали первичной онтологической природой, были непосредственно причастны к началам, то бесы появляются вследствие динамики круговращения ки (気) во вселенной как побочный продукт встречи космических стихий, их конфликтов во время временных и пространственных переходов. Отсюда – изгнания бесов на Сэцубун, последний же во временном аспекте (новый года по лунному календарю, предельно важная точка цикла, наиболее фундаментальный из переходов) по всей видимости соответствует северо-восточному направлению, наиболее опасному в перспективе появления бесов. Они – сущности в большинстве случаев исключительно вредоносные (помощь со стороны они и польза от них человеку в фольклоре начали появляться значительно позже, видимо, общая система координат глубже впитала их в себя), посему – требующий немедленного изгнания и искоренения. Теперь становится ясно почему противостояние бесам согласно словам Кёгокудо значительно проще. Завершая тему они и их вхождения в традицию микроконтинента: в контексте буддистсткой стороны последней они – подданные князя Энмы, правителя Дзигоку, отсюда в том числе их иконографические изображения как огромных отвратительных существ с клыками и рогами (впрочем, в последнем – черты тигра и быка, хранителей северо-восточного направления).

Далее пояснение сущности нечисти требует перехода ко второй обозначенной теме. Ящик, вообще говоря – это для понятности, точнее было бы говорить о смысле всякой границы и пограничности. Последние подразумевают стражей, духов-хранителей. Кроме перевода мизуха как «невидимый облик», онмёдзи Чузенджи «Кёгокудо» Акихико дает иное прочтения иероглифов – «край воды» (вода как указание на субтильность). Колодец и могила, наиболее очевидные пограничья, наличием краев образуют тень – пространство вне света богини Аматэрасу, дочери Идзанаги но-микото из божественной первопары. Там как отдельные сущности и воплощаются тонкие тени - морё. Интересны строки из текста «Содзи», приводимые в сериале тем же Кёгокудо (о нем будет отдельно ниже): «…раньше они ходили, теперь они стоят. Раньше они сидели, теперь они поднялись. Все потому, что мы не можем ими управлять». Тут легко высматривается свидетельства процесса деградации космической среды и наступления дней, предшествующих концу мира. 

Далее о ящике. Сложно обойти излюбленный традиционалистский образ космического яйца – нарратив MnH в целом пребывает уже в состоянии сокрытия сверху, что, ввиду археомодерновой специфики, не мешает просачиваться как светлым (роль и место Кёгокудо), так и темным энергиям. Специфика сюжета в том, что модерновая наррация и динамика детектива только способствуют внезапному проявлению смыслов. Человек как ящик, как сосуд, закрытый сверху – это детектив Киба, ищущий наполнения в самом мире. Вместе с тем, слова Кёгокудо – «…в этом мире нет ничего удивительного»; и это не модернизм, но оценка тотальной недостаточности сущего с точки зрения Традиции, когда знание и полнота даны изначальны, в связи с превосходящими этот мир онтологическими пластами. О том, что в MnH не чистый модерн, свидетельствует хотя бы конечный epic fail Кибы – участие в дисциплинарном диспозитиве полиции под конец его только дезориентирует, типическая женская перверсия (комплекс Электры у актрисы-возлюбленной), стимулирующая крах модерновых иерархий, провоцирует сильнейшую фрустрацию. Вывод из финала, где через несколько лет после событий их участники вместе смотрят телевизионный ящик следующий – метаться уже поздно, либо ты с Традицией от начала и до конца (как Кёгокудо), либо последует медленное, но верное погружение во тьму вместе со всем сущим. У Кёгокудо вообще оптимальная как для данного диспозитива тактика – не раскачивать лодку, а в благом недеянии созерцать область охвата воли своей, устраняя по возможности резкие вспышки инфернальных влияний.

Тут следует понимать, что в нарративе «Ящика нечисти» мы, строго говоря, имеем дело инфракорпоральными влияниями после открытия мирового яйца снизу. Как известно, традиционная оптика не схватывает последнего, как и всего возникающего лишь при переходе к отрицающей стороне сакрального. Потому тематика bios nekros и сопутствующего помрачения рассудка у Кубо Шунко (юнгианская инвазия) воспринимается как одержимость нечистью – будь то тооримоно в случае гуро-инициатив или демон ящиков Кишинден, в местности возле храма которого рос Кубо. Тем не менее, источником проникновения инфракорпоральных влияний является, прежде всего – научная лаборатория, во вторую очередь – литературное творчество Кубо и Секигучи. Упомянутая тематика мертвой жизни, bios nekros  предстает в теории главы лаборатории об управляемом сознании в мозге и искусственной подмене сигналов из внешнего мира. Это и есть типическое постмодерновое черное чудо, симулякр золотого века с концом света без конца. Литературная специфика повествования в том, что персонажи очень легко проецируют и употребляют интроекты из собственных и чужих произведений (Секигучи Тацуми, наиболее одержимый из участинков расследования по словам кёгокудо, обе девки в начале), литература как текст и дикурс становится единственной реальностью. О модерновом же компоненте, кроме прочего, свидетельствует внимание на персонажах с психическими отклонениями (фетишизм Амемии, психоз Кубо, возникающая паранойя у Кибы), а также упоминание вскользь о смертоносности света (такие интуиции обнажаются когда Традиция уходит уверенно и навсегда). Касательно девок и сёдзё-линии – их привели сюда вообще дальнейшего эффекткного выпиливания (и фрагментарного декорирования – у Кубо в коробочках, например). К слову о поклонению коробкам во главе с бывшим плотником Терадой Хёэем, отцом Кубо – появление подобного рода сект с лидерами из касты вайшья явственно свидетельствует о деградации культа в целом и организует удобный для инфернальных вторжений фундамент и фон.

 Еще один из выводов к теме ящика – любое окончательное очерчивание и рассмотрении границы как фундаментальной и конечной открывает путь для деградации мира и человека в нем. Человек сам становится ящиком нечисти (но уже не родной, традиционной), областью игры бесовской текстуры. Кёгокудо резюмирует ситуацию предельно точно: мозг (коробка, ящик, предел) – всегда отражения, будь то сердца (кокоро 心) и души (тама 魂)***, или механического и мертвого. Остается недоумение лишь в таком вот аспекте – отчего профессор сразу же теряет ориентацию при таком аргументе онмёдзи? Возможно, он сам уже не совсем осознает и контролирует то, что делает, открывая путь для инфракорпорального. Характерно, что модернисты (большинство персонажей-участников расследования) ситуативно оказываются заодно с позицией человека Традиции и главного евразийского психоаналитика Чузенджи Акихико, так как из всех них он единственный строго адекватен ситуации (чему немало способствует провинциальность пейзажа и условий), остальные попросту или теряют нить происходящего, или сразу же ищут поддержки у Кёгокудо.

***-пространный материал на эту тему - "Кокоро. Духовная культура Японии".    

Напоследок вспомним о последнем выводе Кёгокудо – чтобы быть счастливым, нужно просто перестать быть человеком. Вспомним, и закончим на этом рецензию, без дальнейшей деконструкции.