Темпоральность археомодерна

"Всякий раз, когда очередной демиург заболевает и отходит в конвульсиях, в мире воцаряется некоторая пауза. Новый демиург еще не готов, и реальность разевает свой оржавленный рот и хлопает ресницами ледяных могил. Ритм рождений и смертей прерывается, остается недоумение. Оно-то и воплощено в том, что мы видим. Мир умер, но не все это заметили..."

(Евгений Головин)

Исходя из специфики парадигмы, мы не можем говорить о строгой определенности в каком-либо аспекте, в т.ч. темпоральности. Оптимальным решением является рассмотрение темпоральной специфики иных парадигм, а именно особенности их сталкивания, взаимопроникновения, взаимонакладывания в ситуации археомодерна.

Археомодерн стоит мыслить в связи с такой категорией парадигмального анализа как парадигмальный сбой, ведь за начавшимся сбоем практически всегда следует археомодерн и сопутствующая весьма гетерогенная парадигмальная специфика. Тем не менее, если мы говорим об археомодерне как парадигме (…среди других парадигм), то есть достаточно цельной предпроявленности, сопутствующее сбою проникновение постсакральной воли происходит не всегда, и обыкновенно вскоре прикрывается покровами майи, тканью проявленной парадигмы. Именно поэтому при отслеживании действия постсакральной воли реальность предательски молчит, глухо игнорируя запросы мышления.

Как сообщили нам некоторое количество так называемого времени назад,

Фундаментальных конфигураций археомодерна всего две, из них произрастают все остальные. Первая – продуцирование модерна на удобрённой трупами почве предания. Это археомодерн преимущественно европейский, с недавних сравнительно пор – «российский». Примером тому может служить процесс «музеизации»: модерн, как правило, ничего не может и не хочет сделать для / с традицией, поэтому закупоривает её в застеклённых стеллажах и частных коллекциях; модернисты изумляются, негодуют и страшатся того, что вещи самым предсказуемым образом взламывают замки в своих казематах и возвращаются с властными и деструктивными полномочиями. Поэтому модерн европейский конечной своей градацией преобразуется в комбинат по производству симулякров – для вещей, обладающих «собственной» душой, изготовляются серийные копии, никакими качествами существа не обладающие. Вторая конфигурация: архаика, живучая, как крапива и молекулы нуклеиновых кислот, заключённые в капсид, произрастает на мёртворождённом теле модерна. Грибковое заболевание, плесень, могильные черви, и, в тоже время – здоровые злаки, плодовые деревья и прочая полезная человеку флора.

Рассмотрим в аспекте темпоральности обе конфигурации начиная с первой.

Восторженный постмодернист Бруно Латур в своем эссе «Нового времени не было» вполне в русле логики (смысла) Жиля Делёза достаточно дельное вскрытие механизма функционирования модерна. Базовым утверждением является то, что согласно Делёзу и Латуру, в «темпоральности нет ничего темпорального». Ими с радостью провозглашается, что новые времена перестают наступать, нового времени не существует, более того – никогда не существовало. Темпоральность является последовательностью, связью и повторением когорты вещей (вернее, предметов), тел и других пространственных категорий, которые выстраиваясь в строгие ряды формируют время. Такое время согласно Делёзу зовется эоном, диахроническим растяжением сущего между Α и Ω. Модерн в этом плане представляет собой возобладавший авторитарный порядок выкраивания сущего, ввиду собственной асимметричности не приемлющий иные эоны, составляющие множественность времен. Асимметричность по Латуру заключается в учреждении категорий природы и культуры и постановление отсутствия связи между ними. Так в аспекте темпоральности учреждаются две истории, из которых модерн признают одну – историю человека, состоящую из шумных и яростных случайных событий, размещенных на графе тщетного и безвозвратно уходящего времени; история учрежденной объектности же официально игнорируется, учитывая лишь эпистемологические разрывы в научном изучении трансцендентной обществу природы. Установив определенный порядок стяжания и накопления сущего, медиации, т.е. создания гибридов – субъект-объектов, единственно из которых по Латуру состоят коллективы, модерн в процессе очищения скрывает собственную симметрию и связанность полюсов природы и культуры, скрывает эоничность своей темпоральности и кальковость (спроецированность из ratio) пространственности. Приводя к парадигмальному анализу, единственно нас интересующему, последний процесс аналогичен тому, как парадигма скрывает собственную ограниченность.

Фуко пишет приблизительно аналогичное Латуру: мы имеем дело с разными конфигурациями власти-знания, в которой оба фундаментальных измерения сложным образом связаны между собой. Стремясь к тотальному контролю и всеохватности, дисциплинарные диспозитивы модерна учреждают норму и аномию, при этом с каждым новым этапом развертывания дисциплинарной власти норма все более довлеет над сущим, инфицированным порядком ДД. Время проникает в тело, ранее причастное к нему лишь отчасти, и в сложной связи с телом субтильным стремившееся к метафизическому центру, в ходе вечного возвращения восстанавливая причастность примордиальному. Дисциплинарный диспозитив же устанавливает время как систему координат лишь для того чтобы постоянно изымать его все больше и больше, вплоть до состояния полного изъятия – тогда и начинается ПоМо.

Теперь, приведя необходимые пояснения, снова обратимся непосредственно к первой конфигурации археомодерна. Сущее в парадигме премодерна развертывается в ходе цикла, в постоянном процессе ритмических вдохов и выдохов первоначала. Когда модерн начинает выстраивать свой линеарной порядок на основе интеграции вышедшего из ткани парадигмы премодерна, постоянным фоном ему служит циклическое становление космической среды. Минуя модерн европейский как нечто вполне эвидентное, перейдем к восточнославянской специфике. После метафизической травмы креационизма была осуществлена серия попыток установить эоническую темпоральность, при этом события (как некая конфигурация пространства) вместе с эпистемологическими разрывами всегда затрагивали лишь поверхностный слой проявленного содержания парадигмы. Завершенный модерн, т.е. ультра-модерн, предлагает новую, совершенную в своем роде конфигурацию. Проект нового времени распознается как эон, и, после того как модерновая серьезность и всеохватность поколеблена, из ризоматической системы координат возникают множество иных эонов (гетерогенная множественность), уже избавленных от претензий модерна, но наделенных агрессивно-бессмысленной пустотностью. Таким образом, эоничность множественных нарративов (эоны-кальки) является лишь одним аспектом, другой (и, возможно, более важный) – проникновение самой ризомы в археомодерн. Чрезмерно впав в прелесть, русские не сводили своих глаз с сущего, меж тем как бытие покинуло нас. Ризома же, нерасчлененная и недифференцированная телесность, совершенно невозможна и не поддается схватыванию и изучению как объект исследования, согласно Делёзу она всегда равняется -1, не одно и не все, полнота и наличие без (эонической) событийности. Поэтому сказать, как ризома попадает в археомодерн также совершенно невозможно, можно только проследить стебли эонов-калек, разросшиеся в русском археомодерне. Таким образом, русский человек оказывается в положении чужого цикла, резидуальное манифестационисткое почти полностью покинуло его, креационизм, заложив основу для самоценности сингулярности, поглощен безначальными и бесконечными сериями симулякров. Строго говоря, основа специфики текущего археомодерна в его гетерогенности, пока еще не полностью тождественной гетерогенности постмодерна. Минуя ностальгическое и печальное бормотание как неконструктивное в данной ситуации – да, когда-то мы ощущали в себе эту колючую тьму нашего содержания, даже теперь она безмолвно отзывается в нас порою, но уповать на это значит медленно и заунывно гнить. Не будем строить дурных иллюзий – в аспекте перманентного ухудшения ситуации воплощенного это есть наиболее очевидный результат. В России и на соседних славянских территориях больше нету времени, нет больше денотата временной необратимости и неизбежности череды эпистемологических разрывов. То, что многие до сих пор (сего этапа темпоральности-последовательности) верят в модерн-науку-прогресс и постулируют это на дискурсивном уровне есть архонтическая уловка, насыщающая циркуляции гносеосимуляций периферийной в геополитическом аспекте зоны. То, что вы сейчас, в ситуации археомодерна продолжаете куда-то спешить, выпуская в холостую необработанный мгновенно после обнаружения импульс сформировавшей вас энергии в тьму материи, означает неумолимость ультимативной силы предопределенности, любые поползновения против которой заведомо бессмысленны и бесперспективны. Вся эта конфигурация оставляет лишь недоумение, как сказано в вынесенной в эпиграф цитате ЕВГ. Рецептура для данной ситуации уже давно оглашена (например – «нужно просто поскорей умереть…») и не является темой данного эссе, потому перейдем ко второй конфигурации.

В данном случае имманентная вовлеченность в цикл сохраняется долго, очень долго, и даже после конца міра конкретного этнокультурного диспозитива и набрасывание сетей мертворожденного модерна и последующего вовлечения в серии происходит стремление к полной реализации сформировавшей представителя этноса энергии, даже если она представляется эфемерной. Более того, когда этого не видно и смотрящий, будучи иным – чужим – по отношению к некоему этнокультурному диспозитиву, не различает живой пульсации, то проблема заключается именно в оптике, и смыслы попросту не способствуют пониманию, нахождению и улавливанию себя – для этого нужен особый специалист. Вторая конфигурация археомодерна предполагает, что эфемерными являются скорее оболочки-скорлупы, и супермаркеты, квартиры в спальных районах, офисы и автомобильные стоянки как частная внешняя атрибуция поглощаются имманентностью парадигмы, испытывающей прежде всего манифестационистские влияния. Т.е. времени здесь тоже нету, оно существует как онтическое указание на высшие онтологические пласты.

BTW ко всему вышеизложенному касательно обоих конфигураций археомодерна: в одной и той же геополитической зоне=сакрально-географическом міре могут осуществляться обе конфигурации. Мы можем лишь говорить о парадигмальных склонностях, тендированию к одной из конфигураций в археомодерновом конгломерате. Так, существуют прецеденты возврата в Традицию в первой конфигурации (что может служить нам мотивационным актором и функтором), и, очевидно, перемалывания резидуального традиционного во второй конфигурации.