Жизнь и Тьма (промежуточный конспект)

Согласно традиционалистской мысли, время конца цикла есть триумф начала тьмы и иссякание в воплощенном начала света. Если взять такую производную тьмы, как жизнь, предельно универсальную с позиции ординарного человеческого опыта, то многое в конвенциональном традиционализме или же архаикоморфной системе координат (допустим случаи последней в текущем археомодерне) следует основательно переориентировать, основательно поменять.
***

Исходный тезис заключается в том, что жизнь нам является реакцией, ре-акцией, с последующей провокацией для поддержания передвижения. Начало Света, как известно, характеризует единичность и единственность своего действия-акции, статическую активность, лежащего по ту сторону континуумов, пролонгаций и следований; ныне понятно, что Свет в своем бытии не предполагает отождествления, он в нем не заинтересован ввиду отсутствия возможности единоприродных подобий. Свет не располагает внешним по отношению к себе принципом, который бы выстраивал в один ряд его и иное по отношению к нему. Свет есть свой собственный принцип, завершенный и замкнутый.

Желает ли Свет Тьму? Если Тьма есть бесконечное пространство возможностей, то Свет - точка до и сверх всякого желания (которое может быть между одной точкой и другой, двумя проекциями, игрой отражений, с наличием дистанции). Всякая ее воспринимаемая пространственная локализация ничего не сообщает о самой Точке Света, не в силах задать детерминацию, которая требовала бы другой Точки, в свою очередь неизбежно являющейся проекцией Первейшей (как и первая, потому традиционная мысль о множественности пуруш, строго говоря, эквивалентна единственности). Наш взгляд рассеивается и начинает гулять от одной проецируемой топики к другой. Следовательно, желание и томление неизбежно происходит из Тьмы, ее склонности отражать, отзеркаливать. Она сама есть организатор соития с Точкой Света, как если бы женщина насадилась на торчащий фаллос, восприняв его как часть себя, необходимую для полноты завершенности. Здесь следует такое важное замечание: в силу абсолютной самодовлеющести, Первейшая Точка Света пребывает в состоянии сродни сверх-готовности, что в оптике Тьмы закономерно приводит к первотолчку воплощенного и последующим циклам мета-эротических сближений.

И тут нам становится все более очевидным, что обозначение светового характера точки только одна из языковых условностей, наряду с этим могло быть множество известных аналогий: инаковость, отличимость, четкость, конкретность, устойчивость, статичность, различимость, наблюдаемость. Еще хорошая аналогия из традиционных - Точка Наблюдения, особенно ввиду фатальной загруженности внимания динамикой объектности. В итоге, безусловно, все эти определения лишь более или менее удачные адаптации, которыми можно располагать в собственной вовлеченности в тело Тьмы. Точка Света становится парадигмой для всякой дифференциации вообще, и Тьме, в ее истомленной всевозможности, вполне хватает примордиального опыта восприятия Фаллоса Иного, к которому она постоянно обращается по внутреннему алгоритму.

За порогом этого космогонического опыта и заканчивается метафизика, но начинается безграничный океан жизни, жизни, празднующей ныне триумф. Океан, море - рассмотрим это в свете традиционного символизма и обратим внимание, что стихия воды (как суть жизни) прямо коррелирует с процессами брожения, разложения, деления, смешения и т.д. Воды не представляли бы столько жизни, если бы распадающиеся цельные структуры в их толще не давали бы мгновенно динамическую пролонгацию всему окружающему. В циклически замкнутом круговороте Океаноса всё живится всем, не оставляя даже намека на пустотность и незаполненность.

Архаическое восприятие воспринимается ныне как полнота жизни, но в данном случае языковая игра образует опасную подмену. В Традиции всякое существо, перешедшее черту традиционного взросления, неизбежно проходит внутреннее размежевания с имманентной жизнью, в диапазоне от пожирания Тьмой до активной негации Тьмы. Все это, безусловно, служит единственной цели актуализации Точки Света, чьей проекцией и является всякая человеческая личинка. Проблематика, конечно, в том, чтобы перестать существовать проекцией, пассивной реакцией, неизбежно разделенной и устремленной на что-то еще. Иными словами: когда есть Точка Света, то нету Тьмы, и наоборот. Жизнь Тьмы есть непрестанное влечение к Свету, при этом, как у всякой женщины, единственный и естественный телос Тьма извлекает из себя самой, ей по сути ничего и не нужно, кроме как хотеть, она сама себя тешит такой фантазией, сама себя будоражит во вселенской мастурбации.

Посему то, что ныне понимается под процессом отождествлением с Принципом, качественно ничем не отличается от всякого другого действия внутри миропорядков, в самих механизмах своих склонных к попыткам копирования Иного. Мир только этим и живет, это и есть жизнь, даже (и особенно!) в своей самой гадостной, профанической и развернутой к самой себе части. Миры есть дурные дети отсутствующего для них Отца, они есть хула и пародия на него, бесконечное проклятье, наложенное собственноручно. И посему нас интересует не отождествление - а абсолютное тождество, стирание лишнего материала.

То, что мы ныне наблюдаем как прервавшуюся цепь соответствия традиционному стандарту инициации, с точки зрения Тьмы, совершенно эквивалентно традиционно благой ситуации, когда знание передается и инициатические пути налажены. Тьме всегда "хорошо", даже когда "плохо" - Она того хочет.

И вновь обращаясь к теме триумфа жизни, в антропологическом ее преломлении. Когда человекоформе жизни недостаточно, значит, ее слишком много, она уже натянула вожжи, перетянула полученные им по долгу воплощения энергии на себя. И то, что человек есть не хозяин своей жизни, но Жизнь - хозяйка его, есть правильная закономерность. Жизни всегда, всегда слишком много вокруг, каждое человеческое существо она зацепляет сотнями рыболовных крючков, и растягивает по всем направлениям. 

Вот и получается, что человекоформа есть нарыв на теле Жизни, нарыв, который ввиду непреложного космического баланса должен взорваться, выпустить скопившийся гной, в более или менее изощренной форме изгнить, и ссохнуться затем, передав свою бравую эстафету дальше. Но масштаб гниения, столь впечатляющий архаикоморфное восприятие в Кали-Югу, по той же закономерности должен мельчать и делиться. Вслед за спровоцированным взрывом идут взрывы поменьше, существа, все более погрязшие в вездесущей и замкнутой реактивности, переживают перманентное умаление, вплоть до той ситуации, когда всё состоит из фрагментов. Фрагментов, не только не ориентированных на Принцип, но и чья боль распылена и разглажена по поверхностям столь тщательно, что перестает ощущаться в порядке психической тревожности и пр. встроенных дефектов.

Когда жизнь окончательно победит, не будет никого, кто бы это опроверг.