Парадигматически «Kyuuketsu Hime Miyu» можно было бы определить как сказание о мучениях Героя, продемонстрированное с особенностями женского нарратива. Но если обратиться к дефиниции Героя по Егорию Простоспичкину (о которой чуть ниже), то ввиду специфического положения центрального персонажа - Мию в иерархии миров, определение ее как Героя кажется несколько недостаточным, хотя героические черты часто проскальзывают на передний план. Следует принять как данность археомодерновой специфики то, что данный сюжет весьма далек от принципиально превосходящих последующие нисходящие формы образцов Примордиальной Традиции, то есть отнестись к базовой детерминированности рассказа благосклонно, деконструируя те или иные детали как резидуальное сакральное или частное человеческое (точнее говоря, женское), ведь у разработчиков всегда есть соблазн выстроить персонажа, способного на что-то «самостоятельное». Но вот что сообщается в выпуске МЦН №500:Сразу же надо обратить внимание на то, что все его действия грубы и до крайности наивны. Основные действия Героя заключаются в том, чтобы украсть некий предмет, о котором Герой где-то узнал, что он ему нужен; освободить некое существо, которое представляется Герою плененным, а на самом деле лишь участвует в ритуале; убить другое существо, кажущееся Герою вражеским; дерзко отвергнуть все, что превышает уровень самого Героя, например, хорошее отношение к Герою со стороны существа божественного.
Герою покровительствуют, им управляют, его поощряют и тем самым определяют его поступки; он не наделен ясным сознанием, а осознание его как "себя" пребывает в сумеречном состоянии. Ум героя туманен и алкионичен, как душа женщины, он не понимает, почему принимает решения и не знает, откуда приходит сила необратимости его выборов.
Герой изначально, то есть архетипически - слишком человечен и его слишком человеческие поступки являются заранее заданными.
Каково же положение Мию в иерархии? Полностью все проясняется в последней OVA к сериалу, где говорится, что роль Стражей, к роду который принадлежит центральный персонаж, заключается в охране сна шинма (Благородный Существ), дремлющих в вечной Ночи. Точнее говоря, многие БС желают пробудиться, что было бы неполезно для обоих миров на данном этапе развертывания Предестинации. К слову сказать, становится понятным, откуда в кое-чем растут корни «Благородного Князя Энмы», сюжет которого развертывается в похожем направлении.
Страж находится на границе между Тьмой и проявленным миром, в этом состоит изначальная заданность его судьбы, отсюда же скорбь его и страдания. Приграничное положение означает то, что Мию – шинма-вампиру, не вернуться в вечную Ночь и не погибнуть в Свете. Предестинация выводит ее из глобального противостояния двух начал, превращая в судью и пограничника. В «Ergo Proxy» и «Serial experiments: Lain» можно высмотреть механизм предотвращения отягощения страстями – стирание памяти воплощенной оболочки. Таким образом, Благородные Существа, будучи вовлеченными в попеременный цикл пробуждений-засыпаний, наблюдают за стремительно ухудшающейся ситуацией, пребывая в готовности в тот или иной момент столкнуть. Но в «Kyuuketsu Hime Miyu» практически нет места эсхатологии, Страж там – локальный катехон и малый сотер, дарующий вечность внутри нее немногим смертным, вызывающим чувства - сострадание или страсть. Ввиду последнего примечательным является специфика Мию в OVA – ее человеческий компонент там значительно младше (психически, физически Мию навсегда останется четырнадцатилетней или около того); Мию властолюбива и сладострастна. Иногда подобная инфантильность кажется даже более симпатичной и более явственно репрезентует ужасающее женственное. Почему сохраняется человеческий компонент также становится понятным впоследствии. Возвращая во Тьму несвоевременно пробудившихся собратьев, она сжигает их собственным внутренним огнем. Сила этого пламени является проявлением чувств Стража, его страданий и гнева. Таким образом, существование Мию как Стража делает ее заложником своего человеческого компонента, освобождение от которого изначально невозможно, так как благодаря нему она и есть Страж.
Вернемся вновь к вариантам женского героического нарратива в случае с Мию. Молчаливая печаль и граничащая со сладострастием обреченность – это область, в рамках которой существует героиня, перетекая ввиду психического взросления. Становится понятным, что Мию вполне отдает отчет себе в абсолютной подчиненности собственной предестинации, иногда излишне драматизируя ситуацию (тут, опять-таки, женская и археомодерновая специфика, вплоть до квази-христианской виктимости), иногда – выполняя долг со строгим равнодушием. Главное в таких случаях осознание вынужденности, аффекты же могут присутствовать или нет, это особого значения не имеет.
Теперь следует разобрать некоторые аспекты функционирования Мию как катехона. В первую очередь, данную роль не следует рассматривать в оптике антропоцентризма, так как катехона совершенно не интересуют некие конкретные люди или даже человеческий фактор в целом; некоторые заслужившие по мнению Мию своими страданиями или поступками спасения (следует понимать, что вампиризм – отсылка к антропофагии как отождествлению одного представителя поселения со всей общиной, или же, в данном случае, человека с Благородным Существом путем стирания в первом всего лишнего. Физическая форма после «поедания» совершенно не имеет значения, ибо душа уже покинула тело, оставив, как у Мамлеева, кал потуростороннего) спасаются благодаря схождению БС в приграничную область, что в некотором смысле - кенозис. Как было сказано чуть выше, Мию, пребывая в сумерках, охраняет сон обитателей беззвездной Ночи, которые иногда пробуждаются и воплощаются, тревожа внезапными выбросами нетварных энергий как других БС, в том числе пребывающих на более высоком положении в иерархии, так как и разрушая хлипкий воплощенный мир. Предестинация его такова, что пасть раньше времени – неполезно и нетелеологично, и попадение новых нетварных энергий в весьма стремительно опустошающийся от них мир людей никаким образом не может улучшить ситуацию. Катехон же призван воплощать в себе энтропию, то есть гомогенность с Предестинацией, потому Мию и поддерживает на локальном уровне относительную изолированность воплощенного мира. К слову сказать, в ходе сюжета дается понять, что внутренний огонь Стража опустошается, и со временем отработанную оболочку стирают и освобожденное БС возвращается во Тьму. Помочь такому может лишь демонический прорыв, осуществляемый в конце сюжета сериала. Параллельно с катехоном как индикатор и прилагаемый механизм существует организация демонов-птиц, стремящаяся уничтожить Стража в каждом поколении. В конечном итоге прорыв не проваливается (как подумал бы заурядный зритель), но удается, так как подтверждая установленную доминацию Стража Мию четко следует собственной Предестинации, общей с шинма-компаньоном Ларвой (в этом плане он также предохраняющий механизм, установленный для контроля над ситуацией Стража). Таким образом, ограниченные энергии для поддержания состояния Стража-катехона все же требуются, но в воплощенный мир они проникают жестко подконтрольно.
Если уж полностью вскрывать систему функционалов, расположенных вокруг Стража, то
обязательно следует коснуться такого персонажа как Рейха. Кроме того, что в противостоянии Мию и Рейхи в «Kyuuketsu Hime Miyu» демонстрируется традиционное разделение на горячие и холодные энергии, их судьбы связаны с момента перехода Мию порога, в ходе которого гибнут шинма-слуги Стража. В OVA предлагается другой вариант инициации Мию – осознает она свою вампирическую сущность отпив благородной крови Ларвы и смешав ее со своей, навсегда разделив с ним судьбу. Ее становлению как Стража пытаются воспрепятствовать родители, порядком очеловеченные вследствие жизни в человеческом поселении. Становится понятным, что перманентная физическая недозрелость Мию – Наказание, и искупить вину свою можно лишь осознанное следуя предначертанному. Кроме того, все наиболее могущественные шинма в сериале физически являются детьми (остальные выносятся Мию и Рейхой почти автоматически), что можно объяснить непригодностью деградировавшей формы взрослого для воплощения Благородного Существа; слишком уж испорчены жители современных мегаполисов, наиболее конструктивно же принятие оболочки ребенка. Маловразумительное бормотание в финале сериала Чисато («никто не хочет вырастать… Надо лишь проснуться и вспомнить Тьму»), человеческой подруги Мию, именно об этом и сообщает. Именно Чисато, перейдя порог, становится главным противником Мию, взывающим к человеческому в ней – единственному, что может реально навредить Стражу, завершив кенозис самоуничтожением.
Последнее, о чем стоит вспомнить – это некоторые любопытные персонажи, попадающиеся в ходе 26 частей сериала и еще 4 OVA. Например – демон-охранник болота (он же – мальчик с лопухом на прилагаемой картинке). Развоплощения не происходит потому, что он полезен с точки зрения изначального Хаоса такая затворническая закрепленность за 
определенным географическим районом полезна - пока иерархии не свернуты, локальные архонты контролируют отведенные им места, не пытаясь установить доминации сверх ограниченно предусмотренного и не входя в контакт с людьми.
Хороша также серия о русалке и держащей ее у себя женщине. Чем хороша? Отрицанием какого-либо антропоцентризма. Глупому человеку нечего надеяться, что вступив в контакт с БС отношения их будут равноценными, что противоречит пиетету к иерархиям. Русалка попросту использовала надеющуюся испить ее крови для достижения бессмертия женщину для поиска жертв, и, таким образом, пожирания рода человеческого. Тут образ русалки – не продукт сублимированной похоти, сексуальность имеет роль лишь функциональную, заманивающую в инфернальные глубины ужасающего женственного (см.скриншот). Вспоминаются слова Головина из эссе о «странных женщинах»: "Лилит и Ева - две ипостаси единой женской сущности, разница лишь в степени: если Ева убивает мужское тело (коитус как малая смерть), то Лилит убивает и тело и душу («горше смерти»")".
Комментариев нет:
Отправить комментарий