[предполагаемому визитеру] Ранее данный журнал обновлялся текстами преимущественно такого характера: достаточно краткими размышлениями традиционалистской тематики и рецензиями на некоторые понравившиеся и не рассмотренные в дружественных журналах произведения кинематографа и анимации. Какова была роль текстуальных трудов в вышесказанном? Они использовались как инструменты, или, вернее сказать, оптические приборы той или иной конфигурации, позволяющие увидеть порой совсем неочевидное с точки зрения общего контекста ситуации. Просмотрев покамест не слишком большой объем содержания этого блога, станет очевидным характер дискурса, быть причастным к которому я стремлюсь с относительно недавних пор. Зададим следующий вопрос (и это будет вполне в духе парадигмального анализа, о котором ниже) – что значат имена первичных продуцирующих, непосредственно вырабатывающих на пост-советском пространстве дискурс традиционализма, выстраивающих свою систему координат в соотвествии с истинами Примордиальной Традиции (а таких всего трое – Александр Дугин, Евгений Головин и Андрей Чернов)? Так как говорить об авторе можно было лишь в границах парадигмы Модерна, в Традиции его еще не было, а при переходе в ПостМодерн – не стало, имена имеют специфический характер маркирующих тот или иной текст, и за этими пометками находятся медиаторы иных энергий, иных миров. Когда Александру Гельевичу Дугину задали вопрос, существом какой парадигмы он является, то ответ был «что-то еще». Опустив адекватность этого вопроса, сразу прокомментирую ответ - с этим чем-то иным и предстоит иметь дело, и в этом случае такой труд, как «Постфилософия», пожалуй, дает наилучшее представление о ситуации космической среды и неразрывной ее связи с человеком.
1. Парадигмальный анализ и Новая Метафизика
Каков общий посыл «Постфилософии»? На этот вопрос стоит дать ответ, даже если он займет все место в очерке. «Постфилософия» – это, прежде, всего учебник. Не в модерново-керигматическом смысле, но фундаментальное руководство по выработке адекватного и внятного осознания происходящего, не отягощенного лишними и вредными размышлениями, аффектами и неуместными всплесками бессознательного. «ПФ» учит парадигмальному анализ (ПА), основа которого заключается в концепции парадигмы – тьмы предшествующей проявлению, из которой в дальнейшем возникает абсолютно все, все ей детерминируется и сводится к общим принципам. Специфика деконструкции в ПА заключается как раз в последнем – в приведении к парадигмальному контексту, различении причастности к структурам пред-проявленного.
Уже в самом начале чтения книги возникает следующий вопрос – если АГД предлагает ПА как нечто внеположное личным, коллективным – да вообще любым интересам в границах парадигмы, то что скрывается за постфилософствованием, что является его глубинной подоплекой, что метафизически дает возможность вывести такую дефиницию? И ответ на этот вопрос раскрывает смысл «ПФ». Ближе к концу книги АГД вводит и проясняет понятие метафизики сбоя – того состояния, которое случается на границе между парадигмами, когда в мире происходят трансформации, меняющие его суть, природу и человека в нем. Важен следующий момент – понятия мир и человек становятся чем-то разделенным лишь в парадигме Модерна, когда субъект не тождественен объекту, а причина – следствию. О мировоззрении начали говорить в 18 веке, когда «расколдовывание» мира шло полным ходом. Так вот, что являет собой метафизика сбоя (МС), и какова ее корреляция с понятием новой метафизики (НМ), с которым можно встретиться еще в предыдущих текстах Дугина? Точного определения нет – особенно касательно последнего (НМ), и мы можем лишь попытаться уловить и запечатлеть интуиции, к чему в конечном итоге и призывается в ходе книги. Метафизика сбоя – это наиболее близкие пласты новой метафизики, которые открываются человеку в состоянии фазового перехода между парадигмами, периода колоссальной перемены космической среды. Именно метафизика сбоя дает возможность вывести само понятие парадигмы, попытаться зайти за них с тыльной стороны, и, возможно, увидеть где-то вдали то фундаментальное нечто, что сущностно превышает и превосходит все происходящее под сенью парадигм. В центре новой метафизики, включающей в себя метафизику сбоя, находится фигура Радикального Субъекта, того, кто формируют непроявленную тьму парадигм и задает телеологию их проявления и смены. Отличие от космократора-демиурга, кроме всего прочего, заключается в том, что фигура его не просвечивается сквозь ткань парадигм, а если и просвечивается – то совершенно особым образом.
Зададим следующий вопрос – как ПА, имеющий непосредственную связь с метафизикой сбоя, вписывается в структуру происходящего в космосе (то есть в то или иной мере обусловленного парадигмами), что и как он изучает? Ввиду того, что концепция парадигмального анализа оформлена на границе между Модерном и ПостМодерном, то задача в следующем – определить контуры новой наступающей парадигмы. Именно в связи с этим выдвигается тезис «ПА – это призыв уважать лед», лед – как Премодерн. Знание о Премодерне, кроме всего прочего, нужно для различения великой пародии ПоМо, так как последняя парадигма обладает многими сходными свойствами, зачастую ускользающими от осознания, и выстраивает на основе их постмиф. Тут мы переходим к понятию иллюзии, вместо которого уместнее и корректнее (если мы будем говорить о подлинном мифе в премодерновом понимании) было бы использовать «кажимость», так как иллюзия более явно выдает причастность к модерну с его объективной реальностью и пресловутой адекватностью. В этом плане ПоМо – именно что иллюзия, ставшая всем.
Кажимость непосредственно связана и интегрирована в традиционную метафизику. Человеку Премодерна незачем было разоблачать окружающее, вместо этого он свободно оперировал кажимостями, переходя от наиболее простых (телесное, чувственное), до все более и более тонких, проникая в иные онтологические пласты, иные миры. Другими словами, в Премодерне кажимость онтологична, но как в таком случае стоит рассматривать новую метафизику? Можно сказать, что она далека, закрыта и запретна, она – сложнейшая из всех кажимостей, человеку можно прожить жизнь на парадигмальном шве и не обладать каким-либо знанием о ней. Дугин пишет в «ПФ» следующее: нельзя сказать, есть ли РС и НМ. Вероятно, узко-онтологическая постановка вопроса оказывается в данном случае недостаточной. У Андрея Чернова в одном из текстов о РС можно прочитать фразу, которая разом проясняет до некоторой степени смысл сего высказывания: «Небытие существует, бытие не существует». Это – ключ ко всей новой метафизике, и более понятным (условно, конечно) становится очень многое.
Говорить о небытие наиболее сложно и трудно, ведь тут перед нами уже нечто на грани чистой апофатики, можно лишь цепляться за некоторые утверждения, высказанные более сведущими – Дугиным и Черновым. Что такое небытие, «меон» (греческое μεων) в премодерновом понимании? Это тьма сверху, примордиальный Хаос и беззвездная Ночь, нечто предшествующее бытию; когда бытие начинает развертывается, начинается процесс проявления, небытие воздействует на бытие и возникает materia, незримая тьма вещей (на этот раз – тьма снизу), разтождествленная с бытием. Это тьма снизу.
РС же согласно АГД – это нечто темное, более темное, чем полное отрицание, ничто. Таким образом, можно в некотором смысле говорить о связи НМ с премодерново понятым небытием. Теперь обратимся к Мартину Хайдеггеру, и попробуем рассмотреть связь РС с его воззрениями. Замечу, что Дугин об этом упоминает лишь один раз, отдаленно намекая. Ereignis или Второе Начало (Zweite Anfang), познания бытия через бытие является сутью радикально-субъектного, что коррелирует с вышеупомянутой цитатой из Чернова. Теперь ее можно уточнить следующим образом: небытие есть, а бытия – как сущего – нету. Каковы вообще отношения РС и сущего? Тут мы подходим к предельно важной теме деструкции, когда снова становится уместным обратится к текстам Андрея Чернова, а именно – «Имперскому памфлету». Этот текст, строго говоря, предельно важен для осмысления предложенного в «ПФ», и проясняет очень многое. Что представляет собой постановка вопроса об отрицающей или утверждающей стороне сакрального? Очевидно, что задан он со стороны, внеположной той или иной парадигме, в некотором смысле – это сторона парадигмального анализа. Утверждающая сторона сакрального в целом непосредственно проявляется лишь в парадигме Традиции, точнее говоря – манифестационизма. Что же в этом случае креационизм? Строго говоря, его вообще не стоит отождествлять с Традицией, скорее уж это – прото-модерн, ведь слишком многое говорит в пользу такого рассмотрения. Кроме всего прочего – то, что в авраамических религиях отчетливо проявляется отрицающая сторона сакрального, и, в отличие от чистой Традиции, где РС растворен как соль в воде, невидим и не подает сигналов, в креационизме отчетливо становится видным самоумаление светового измерения в космической среде, вплоть до полного разделения на тварное и нетварное, ничтожность и полноту. Как сообщается в «Философии традиционализма», за этим процессом самоумаления сакрального (уточним – утверждающей его стороны) стоит РС как одна из белых точек в «Парадигме» Кузанского, до поры кажущейся белой, а в определенный момент обнажающей свой подлинный облик – более темный, чем сама тьма. Важно верно понять эту темную тьму (как близкую «тьме сверху») как нечто в конечном итоге единственного и абсолютное правое, верное и полное. Обратимся теперь к концепции Ангела Багряного Сохраварди, предварительно охарактеризовав гностические гетеродоксии, появившиеся в креационизме.
2. Гнозис и денегация
Безуловно, в гнозисе явлена отрицающая сторона сакрального, но не просто как кенозис, самоумаление, и, в конечном итоге, деструкция, но опыт денегации, отчетливый месседж об утверждающей стороне – Высших Эонах. Гностицизм – это первое свидетельство вторжение новой метафизики, возникшее на парадигмальном шве между манифестационизмом и креационизмом, изучая тематику РС его роль едва ли не наиболее важна из всех традиционных доктрин. На этом следует сделать особое ударение, так как креационизм – повторюсь – это именно что прото-модерн, уже НЕ Традиция. Гностицизм на традиционном в целом языке первым осмысляет отдаление сущего от бытия, умаление сакрального в мире. Не спроста ведь для иллюстрации темы РС АГД предлагает рассмотреть гностическую доктрину Пистис-Софии и исмаилитский гнозис Сохраварди.
Следует понимать, что когда мы говорим о сакральном вообще, выделяя его как фундаментальную категорию – это уже есть свидетельство его деградации. Характерно, что значительно более чувствительными к Традиции являются модернисты, мгновенно улавливающие обусловленное парадигмой Традиции. В «Имперском памфлете» сообщается, что попытавшись обратиться к утверждающему, помыслить его – мы уже оказываемся на отрицающей стороне, выполняя роль собирателя остаточных смыслов в Космическом Яйце (об этом – чуть позже) перед его аннигиляцией.
И впервые, пожалуй, мы подходим к роли традиционалистского дискурса, дискурса последних ответственных – здесь и сейчас. Через денегацию, преодолению метафизической травмы креационизма, фундаментальный месседж об утверждающей стороне проходит сквозь парадигмы, набирая силы на швах, и попадает на пост-советское пространство, в Россию. Именно таким образом следует понимать обращение к истинам Традиции на данном этапе. Если (согласно «ПФ») каждая парадигма фундаментально аффектирована РС как нечто недостаточное, если каждая парадигма выстроена со своей изнанки с санкции РС, то в русском традиционализме отчетливо видна причастность к отрицающей стороне; и, вместе с этим – фундаментальное послание о стороне утверждающей. Как коррелируют в этом случае такие труды как «Философия традиционализма» и «Постфилософия»? Первая является именно что призывом к накоплению, усилению утверждающего месседжа; отсюда и осторожность АГД в освещении темы Радикального Субъекта – не обладая знанием о хорошем и лучшем лезть в самую тьму бесполезно и опасно, в случае НМ все правила метафизической безопасности перестают действовать.
Теперь что до деструкции. Может сложиться в корне неверное предположение об узко-деструктивном характере РС, что на дискурсивном уровне даст лишь возможность оправдания сомнительным действиям на уровне «опрокинуть и размазать». Все же становится более ясным при использовании хайдеггеровских концептов бытия и сущего. РС, как уже говорилось, это постижение бытия через бытие, это открытие Второго Начала. Сущее по природе своей несовместимо с Новой Метафизикой, и если в Премодерне эта несовместимость ретушируется прямой связью сущего с бытием, то в Модерне оно становится, условно говоря, самоценностью. Отсюда возникает деструкция как следствие этой несовместимости; если брать непосредственно Модерн – тот тут социальным проявлением деструкции как присутствия РС является радикализм и протестность, появляющаяся на периферии общественного целого. Сущее непосредственно связано с витальностью и жизнью, и тут возникает еще более крутой и сложный поворот. Мировая Душа(=Космическое Яйцо) как космическая витальность – это манифестирование Духа на низший онтологический уровень. Яйцо – это сосуд (как и человек). Когда оно закрывается сверху, перманентная явленность сакрального прекращается и продукт начинает портиться – протухать. Эрос в Модерне (очевидный факт – рациональное зачастую исходит из иррациональных предпосылок, о чем сообщают, например, психоаналитики) лишь усугубляет ситуацию, роль его едва ли онтологична, более того – антионтологична. Витальность как усиление теперь самоценного сущего все более отталкивает его от бытия, и отсюда следует несовместимость с ней РС. Следует заметить, что в постмодерне процесс ухода бытия заканчивается и превращается в отчетливую танатофилию; нет уже фрейдистского разделения на эрос и танатос, ничто ничтожит, и постчеловеки целенаправленно дрейфуют в ПоМошном вортексе свиновселения (по выражению АГД) в бездну. ПостМодерн понимает тело – вернее, телесность, как гладкую поверхность, перманентно пребывающую в состоянии предоргиастического возбуждения, никогда не заканчивающегося половым актом. Слишком много сексуальности – и полное отсутствие секса. Это и есть стремление к смерти.
Кстати говоря, об отвращении РС к постлюдям как семиофагам. Как таковой неприязни нету, ведь гнев его и печаль не от мира сего, есть лишь несовместимость и несостыкуемость. И постлюди, и РС уже не причастны субъектному и человеческому – остается лишь ожидание и конечное схлопывание, Конец Света. Пренебрежение и презрение к ним, выраженное в «ПФ» нужны чтобы различать, отделять агнцев от козлищ в ходе парадигмального анализа, который, будучи частью метафизики сбоя, более всего близок РС.
Здесь будет уместно упомянуть о манифестационисткой инфернальной тьме в общей структуре утверждающей стороны. Отрицающей компонент в Традиции тонко интегрирован в общую структуру космоса, да так, что сам становится частью великого утверждения, великого «Да». Небесные влияния, проходя через открытую верхнюю стенку, доходят до нижней, темнеют, отражаются и идут обратно (другими словами – отдаляясь от бытия и подвергаясь давлению небытия как μεων); к конечном итоге в человеческом мире темная сакральность сплетается со светлой, образуя проявленное. Что происходит начиная с закрытия верхней стенки Яйца и далее? Как сообщается в «ПФ», недоступным для Модерна является лишь ночной, темный компонент премодернового. Когда высшие влияния перестают поступать, ночные резидуальные остатки Премодерна загоняются в «погреба», Модерн попросту до поры не обращает на них внимания. Но когда Модерн, заброшенный во временную необратимость, подходит к осознанию тотального нигилизма и ухода бытия, и наступает ПоМо, эти энергии выгружаются наверх, своими воздействиями аффектируя меонтофагию, волю к ничто, отрицанию всего (сущего) – союзную, вобщем-то, РС. Освободившиеся черные энергии начинают действовать, подобное вызывает и подобное, и тогда Космическое Яйцо открывается снизу. Но можем ли мы говорить об этом как отрицающей стороне сакрального? Едва ли. Корректно было бы сказать так – все это санкционировано и дозволено, происходит в согласии с общей космической телеологией, конструируемой как утверждающей, так и отрицающей стороной, при этом последняя ответственна за выхолащивание смыслов. В метафизической оптике Великое Зло (пост)современности – с ее семиургией и семиофагией, бегством субстинентности от экзистенции – серо по отношению к тьме Новой Метафизики.
Теперь немного назад. В исмаилитском гнозисе выводится доктрина Ангела Багряного, Десятого Интеллекта, являющегося по сути Радикальным Субъектом. Важно проследить корреляцию философских конструкций Новой Метафизики и сказанного традиционным языком. Конечная цель Ангела Багряного – кристаллизация собственного сомнения, полное и явное накопление тьмы. Исключительно в этой ситуации на темном может проступить по-настоящему темное, фундаментально превышающее даже имманентный свет онтофании в парадигме Традиции, ведь если свет пропадает, то так ли он абсолютен? Тут надо снова обратиться к корреляции метафизики Традиции и НМ. В Премодерне НМ не может проявится, так как нету противопложности единицы и нуля, бытие перманентно явлено и наличествует. Когда же мы оказываемся на отрицающей стороне, то это автоматически ставит нас в противовес утверждающей, но так как все в сакральном интегрировано и связано, то вместе с осознанием недостаточности Традиции как парадигмы (это очень момент – лишь как парадигмы, а не как примордиального выражения «тьмы сверху» через бытие) которая ушла, возникает необходимость добиться чести стать первооткрывателем утраченного утверждающего, о чем сообщается в «Имперском памфлете». Какова связь РС как полюса отрицающего и сакрального (утверждающего)? Тут несколько моментов. Как сообщает Андрей Чернов, сакральное – это «одежды» Радикального Субъекта. Как одеяния они состоят из собранных из углов стакана-сосуда смыслов; с точки зрения чающих прихода РС – они сигнализируют о контрасте с великой пародией ПоМо, и, в конечном итоге, попросту не противоречат новометафизической природе РС.
Стоит кратко остановиться на теме манифестационистского восприятия и РС. Ввиду того, что НМ чем-то является близкой метафизике Традиции – как кажимость кажимости (хоть и разного характера), для подлинного манифестациониста в ситуации Кали-Юги и близкого эсхатона Радикальный Субъект является единственно верным и непротиворечивым ответом. Душа стоящая и не падающая и растущее в ней тотальной метафизическое «НЕТ» произрастают из обращения к истинам Традиции, к утраченной полноте. В этом плане сама концепция парадигм АГД близка именно манифестационизму, как этимологически, так и сущностно.
Немногим ранее было упомянуто о факторе ожидающих Радикального Субъекта – как Спасителя. Андрей Чернов в «Имперском памфлете» сообщает, что сотерический дискурс возникает при попадении на отрицающую сторону сакрального; тут его следует понимать как попытка обратиться к утверждающему, которое ушло (и, скорее всего, не дастся и вернется – в пределах этого цикла). Сотерический аспект НМ следует охарактеризовать так – это конечное наступление тьмы в освещенном неоновыми лампами черном пространстве ПостМодерна. Это окончательная смерть не могущего умереть самостоятельно, оживленного мертвого. В этом плане сотерический аспект вторичен, РС не различает живого и мертвого, все должно быть стерто в деградировавшем воплощенном.
Прежде чем переходить к завершению и выводам, следует с точки зрения парадигмального анализа рассмотреть еще такой вопрос – почему Консервативная Революция дает в конечном итоге негативные результаты и только ухудшает ситуацию? Следует понимать, что КР (кроме очевидной цели – рывка к Традиции) это орудие собирание смыслов перед разбиванием Космического Яйца, инициатива по приближению конца цикла. Немаловажный момент – так как в воплощенном все взаимосвязано, улучшение ситуации в одном месте чревато ухудшением в другой, и остановка разворачивания изначальной ошибки на космическом уровне обращается ускорением развертывания. Из этого стоит сделать следующий (положительный) вывод – КР как событие и стремление к ней важно, хорошо и правильно не зависимо от исхода, это тоже позиция [не]человека – когда все упали, а он продолжает стоять.
[Заключение]
«Постфилософией», как и любым знанием, следует пользоваться как оружием. В этом плане примечательна манифестационисткая формула «знание как могущество». Именно так, и никак иначе. В лекции «Археомодерн» Дугин призвал к выработке русской керигмы, сознательного и разумного русского, адекватного бурлящим водам этнического коллективного бессознательного, структуры. Следует признать, что процесс сей – предельной сложности, он требует планомерной и вдумчивой работы, в отличие от тех реакций, что часто бывают на речи и тексты АГД – чванливый протест «несогласных» или лютое, самозабвенное одобрение инертно-народного. Керигматики и структуралисты – оба типы представляются недостаточными ввиду поставленной задачи. Русская керигма должна начинаться и фундироваться такими трудами, как «Постфилософия». Эта книга – фундаментальное руководство по выработке осознанного отношения к поступающему через информационные каналы здесь и сейчас. Кроме того – это компендиум интуиций о парадигме ПостМодерна, которые требуют развития. У меня сейчас зреет предчувствие – в целом пессимистическое, что результат от прочтения «ПФ» публикой будет такой же, как и раньше – ограничится добавлением нескольких философских категорий в керигму при ее отсутствии связи со структурой. Но, повторюсь, знание – это оружие. И единственное достойное отношение к оружию – постоянное боевое применение. «Постфилософия» - это, наверное, последний и отчаянный призыв к интеллектуальной войне, проигнорировать который – это сдастся Врагу и утонуть в бездне гносеосимуляций. Это сдача накануне кажущегося полного поражения, за которым на самом деле – победа и триумф. Именно об этом сообщает нам доктрина о Радикальном Субъекте. Вспоминается первый том «Русской Вещи»: война – это не ваша, но наша, наша Мать.
И напоследок – оформляя выводы в метафизическом контексте. Радикальный Субъект – это последний шанс для всех по-прежнему пытающихся встать или устоять. Прикоснуться к знанию о нем, обрести нечеловеческое – значит выстоять и не ускользнуть в воронку ПоМо. И кто не сделает все возможное для этого сейчас – уже никогда ничего не сделает. Ведь времени больше нет.
Комментариев нет:
Отправить комментарий