Об игровом разнообразии

Еще немного об eXistenZ:

"Я не уверен, что это место, где мы полностью реальны. Мне это кажется игрой."
"Свобода воли, наверное, не много значит в этом маленьком мире."
"Мы натыкаемся друг на друга в этом несформированном мире, где правила и цели совсем непонятны, либо нерасшифровываются или даже не существуют. Всегда под страхом быть убитыми неизвестными нам силами..."
"Это всего лишь персонаж игры."
"Пойми, что ты - мертв."
"Меня беспокоит эта игра. В ней была выражена очень реальная антиигровая тема. Она началась с принятием убийства создателем игры."
***
Have I won the Game?

Три экстрима.

Все три киноновеллы крайне характерны в плане репрезентации культурного пространства трех дальневосточных стран – Японии, Китая и Южной Кореи. Наибольшее впечатление производит сделанный в традиционном ключе «Ящик» Такаши Миике. В нем невероятно красиво заново обыгрываются известные ранее премодерновые темы – зловещий характер публичного представления, неразделимость близнецов и месть духов. Последнее здесь проявляется как восстановление изначальной цельности, неразделимости двойни – будучи зачатыми от единого семени, судьбы их связаны как при жизни, так и в посмертии. Глава труппы в этом смысле – агент Инобытия, он исправляет последствия разрыва, не содержащего в себе инициатических смыслов. Смысл сна в традиционном понимании выражен очень верно – он не контрастирует с реальностью и является противоположным ей, сон и явь неразделимы, также как физика и метафизика. Совершенность эстетических форм происходящего завораживает и создается впечатление, что даже в японском кинематографе такие вещи встречаются не слишком часто.
Просматривая «Пельмени» сразу вспоминаются слова Евгения Всеволодовича Головина о кроящихся в происходящем черномагических смыслах. Нескучное повествование об ужасах гинекократии в современном Гонконге, дегенеративной магии и антропофагии. Косметика современных женщин в известном смысле является примером использования первой, но в «Пельменях» вопрос поставлен решительней. Восстановление молодости центрального персонажа (бывшей актрисы) требует обращения к даосским алхимическим практикам, точнее, к их весьма второстепенным аспектам – использованию тел человеческих зародышей. В конечном итоге женщинам воздается поделом – знахарка пускается по миру, а актриса совершает поедание собственного плода – плоти ее и крови. Доброй перспективы во всех смыслах это уж точно не сулит.
"Снято!" хороша тем, что очень четко демонстрирует разницу между коллективизмом (пост)традиционного общества и индивидуализмом общества дисциплинарного. Если первые две новеллы выраженно социальны, то в последней появляется четкое разделение на жизнь социальную и личную. Квартира кинорежиссера – этакий потребительский рай, царство эклектики, заканчивается же все адом (в представлении почтенного семейства). В нем выражены сугубо социальные и материальные страхи, ведь подлинному археомодернисту навряд ли пришло в голову подобное развитие событий – бессмысленный и беспощадный неудачник, мстящий своему добродетельному работодателю. По-азиатски изощренные издевательства над мещанской психикой заканчиваются для нее плачевно – она попросту разрушается и режиссер сходит с ума (тут надо вспомнить, что критерий психической здоровости/нездоровости в сфере Предания попросту отсутствует). 

Точность форм и телесное доминирование.

Некоторое время назад сложилось в качестве установки для себя, что точности формы в исполнении техники никогда не достичь, если практиковать лишь дотошное копирование согласно данному наставником образцу. Монотонная работа хороша лишь на определенном этапе постижения стиля. Далее технику следует забывать и оставлять лишь восприятие. Мастера кюдзюцу выпускают по нескольку стрел в день - лишь чтобы возобновить в себе необходимый настрой (вернуться к первоначально верному) и фиксацию на действии. 

Часто при исполнении базовых форм практикующими внешние стили присутствует такая особенность, как "рваность". Интересно сравнение ката санчин в исполнении японских каратэк и китайских континентальных мастеров. Первые напоминают заряжающиеся и выпрыгивающие пружины - в четко обозначенной и ограниченной траектории. 

Аспект исключительно телесный - удобство положения, допустим, руки, в исполнении той или иной техники, проходит стадии отсутствия знания о правильном выполнении, присутствия знания о технике, и последней - ощущения удобства положения тела, своего телесного доминирования в пространстве безотносительно четкости исполнения техники - что не оповергает наличие последнего. Очевидно, что такое телесное доминирование мало соприкасается с градацией величин - кто сильнее. Важнее кто "легче".

Женская и Мужская телесность.

Автор "Хакагурэ" приводит в тексте историю, рассказанную Мацугумой Кёаном:

“В практике медицины известно разделение лекарств на инь и ян, в соответствии с мужским и женским началами. Женщины отличаются от мужчин также пульсом. Но в последние пятьдесят лет пульс мужчин стал таким же, как пульс женщин. Заметив это, я применил одно женское глазное лекарство при лечении мужчин и обнаружил, что оно помогает. Когда же я попробовал применить мужское лекарство для женщин, я не заметил улучшения. Тогда я понял, что дух мужчин ослабевает. Они стали подобны женщинам, и приблизился конец мира. Поскольку для меня в этом не может быть никаких сомнений, я хранил это в тайне.”

Это следует понимать как очень наглядное, очевидное для архаика разделеление типов телесности - вспомним тут слова Евгения Всеволодовича Головина о полах как разных биологических видах. Современное понимание этой темы представляет собой минимум различий между типами телесности, исключение - первичные и вторичные половые признаки. Между тем, конструкты мужского и женского тела в Премодерне разнились множеством тонких нюансов, на что указывает в том числе доктор Мацугума. Как определяющие эти нюансы - причастность к тем или иным из четырех космических первоэлементов, как следствие люди огненные, воздушные, влажные и земляные. Еще глубже отличие конструктов тела следует искать на уровне тела лунного, которое определяет фюзис - подлунное. Лунные тела вытекают из представителей безродного человечества, оставляя проявления на телах подлунных, какими бы они не были, но обьединенных доминацией десакрализированной Земли.

Таким образом, слияние и вырождение конструктов тел полов в традиционном общества понималось как свидетельства близящегося конца мира. Как лекарство от этого автор Хакагурэ предлагает кровь, то есть боль как разрыв уровня. Таким образом, дихотомия чистого-нечистого отходит на второй план, давая дорогу эффективности как условно кшатрийской ценности.   Понятное дело, помогало это лишь до поры.

UPD: Если обратиться к даосской герметике, которая дает несколько другую схему и понимание первоэлементов, можно найти любопытные тому подтверждения касательно текущей ситуации. Если взглянуть на статистику, количества случаев болезней органов, непосредственно связанных с элементами, перестало коррелировать с временами года, между которыми также находится непосредственная связь (то есть элементы-времена года-органы, микрокосм и макрокосм; например, в фазе дерева большее количество ци при нормальном порядке получает печень). Сейчас же порядок этот нарушен, вплоть до того, что зимой болеет сердце, а летом - печень [со слов сенсея].  

シグルイ

Я постиг, что Путь Самурая — это смерть.

Ямамото Цунэтомо

Александр Гельевич Дугин в своей лекции «Смерть и ее аспекты» замечает, что рано или поздно внутри единства Премодерна образуются две области, и Смерть постепенно входит в Жизнь. Индивидом Традиции это раздвоение преодолевается путем волевого утверждения той инстанции в человеке, которая способна испытать Смерть и остаться ею нетронутой. То есть там – это такое же здесь, посмертие не представляет собою чего-то отделенного. Отсюда и фраза Евгения Всеволодовича Головина «Кто умер – тот никогда не жил». Особое отношение к смерти наблюдается в японской культуре, которая, будучи до последнего времени герметичной, сохранила в себе то бесценное примордиальное этническое, что не удалось в той же мере большинству других традиционных культур.